— Даже вы?
— Даже я. К счастью, мои личности редко вступают в конфликт. Первая, о существовании которой я узнал в десять лет, имеет невинные черты маленького мальчика, увлеченного математикой.
— А вторая?
— Это старый аристократ конца восемнадцатого столетия, в пышных одеждах и башмаках с пряжками.
Анна засмеялась. Отставив бокал с бордо, Юнг наклонился к молодой женщине:
— Мне хочется вас поцеловать.
— Которая из ваших личностей изъявляет столь смелое желание? — спросила Анна. — Маленький мальчик или старик?
— Мужчина…
— В таком случае, я предпочитаю уйти.
— Потому что нас кто-нибудь может увидеть?
Анна в нерешительности сделала глоток вина.
— За чрезмерной стыдливостью женщины часто скрывается желание привлечь к себе внимание, — сказал Юнг шутливо.
— Это не стыдливость. Скорее ваш психологический тип решительно не подходит моему.
— Между психологическими типами нет несовместимости, — поспешно сказал Юнг.
— Тогда ваша теория несовершенна. Не волнуйтесь, я вас понимаю. Я — иностранка, оригинальная, свободная, непредсказуемая. Ваша Эмма — домашняя, глубокая, постоянная, надежная. Каждая из нас удовлетворяет требованиям одной из ваших личностей. В глубине души вы — многоженец.
Застигнутый врасплох Юнг был вынужден признаться себе в том, что никогда не рассматривал ситуацию под этим углом.
— Я — американка, — прибавила Анна. — И никогда не смогу жить с человеком, которому нравится другая женщина!
— Ваше поведение определяется не вашей национальностью, а обществом, — парировал Юнг.
— Как это понимать?
— Либеральный капитализм диктует вам нормы сексуальной морали. Он взращивает в вас убогие добродетели среднего класса, стремление к скромной и правильной жизни, к которой побуждает и поиск выгоды…
— Наша демократия, — твердо сказала Анна, — проповедует брак по любви. Поэтому мы ценим супружескую верность. Я совершила ошибку, вступив с вами в связь, вот и все…
— Но эта ошибка доказывает, что ваша верность — иллюзия! Та самая иллюзия, которая заставляет ваших соотечественников утверждать, что любые отношения вне брака являются блудом!
— Я не сожалею о том, что мы пережили! Я просто говорю, что это не то, чего я хочу в глубине души.
— Общество, — с горячностью произнес Юнг, — это корсет, ограничивающий ваши желания.
— Сразу видно, что вы никогда не носили корсет!
Юнг понял, что проигрывает сражение. Выбора у него не оставалось, ему нужно было дестабилизировать Анну и попытаться соблюсти приличия.
— Я рассказывал вам об Отто Гроссе, моем старом коллеге и пациенте?
— Нет, но, кажется, хотите рассказать.
— У него были удивительные идеи о любовных отношениях. Он создал «Монте Верита», анархическую коммуну, проповедующую сексуальную эмансипацию. Аморальность для него — обязательное условие освобождения от общественных оков. Кстати, его супруга Фрида — первая встреченная мною женщина, которая призналась в том, что свободно выбирает себе сексуальных партнеров.
— Смелости ей не занимать, — признала заинтригованная Анна.
— Такие женщины тем ценнее, что встречаются очень редко.
Юнг с воодушевлением продолжил рассказ, умолчав, правда, о том, что Гросс был лунатиком и наркоманом. Что он надевал одновременно несколько пар белья, одну на другую. Что он нерегулярно ел, употребляя в пищу только овощи, приготовленные на пару, и только тогда, когда не занимался приведением своей квартиры в полный беспорядок.
Он заметил, что Анна жадно его слушает. Его слова пьянили ее так же, как вино.
— Потрясающая эта «Монте Верита», — засмеялась молодая женщина. — А эта до коммуна сих пор существует?
— Я вас туда отвезу еще до Нового года, — ответил Юнг.
Анна засмеялась. Юнг понял, что пришло время наступать, пользуясь образовавшимся преимуществом, и сам почувствовал опьянение. До недавнего времени он соблюдал обет воздержания от алкоголя, принятый всеми врачами клиники Бургхёльцли. Поэтому даже небольшое количество вина могло вывести его из равновесия.
Юнг хотел небрежно взять бокал и сделать глоток, но рука его дрогнула, и он пролил половину на скатерть. Он смущенно и неловко попытался промокнуть вино салфеткой. Ему казалось, что перед ним пятно крови, расползающееся по савану.
Юнг резко поднялся и убежал в туалет; едва он вошел туда, как его стошнило.
Когда он вернулся, то увидел, что глаза Анны вновь посуровели. Момент был упущен.
— Я не поеду с вами в Европу, — сказала она наконец. — Надеюсь, вы не сердитесь на меня?
— Я просто сожалею, что вы не остановили свой выбор на Фрейде, — ответил Юнг с сарказмом.
— Почему же?
— Вы с ним достигли бы полного взаимопонимания. Он разделяет вашу навязчивую идею о том, что либидо нужно направлять на такие возвышенные цели, как семья.
— Вы становитесь злым, — заметила Анна.
— Я больше не голоден, — сказал Юнг.
Его досада сменилась безразличием. Отказ Анны уже не вызывал у него страданий. Но лужица вина изменила направление его мыслей и заставила испытать муки совести. Фрейд, конечно, обижался на него за то, что он не остался с ним. Уголовному расследованию он уделял лишь поверхностное внимание, и скоро в каком-нибудь небоскребе обнаружится еще один труп…
— Карл! — громко сказала Анна, и он спохватился, что прослушал то, что она говорила.
— Что вы сказали?
— Что вы нам дорого обойдетесь…
Анна объяснила Юнгу, что в ресторане «У Марселя» штрафуют клиентов, которые имели несчастье не доесть блюда до конца.