Он подумал о том, что в его выводах, возможно, была некая двусмысленность. Не таилось ли в его колебаниях, появившихся при мысли об инцесте, желание хотя бы мысленно защитить Грейс от такой жестокости?
— Однако вы разделяете мое мнение о том, что прошлое Корда психологически близко прошлому убийцы? — настойчиво спросил Юнг.
— Убийца увлекается алхимией, и в детстве он пережил некие ужасные события… — Фрейд кивнул: — Да, вы на правильном пути.
— Отлично, — сказал Юнг, беря пиджак.
— Вы уходите?
— Я должен увидеться с Анной. Она не подходит к телефону, а я хочу услышать от нее ответ на один вопрос.
— Какой?
— Я предложил ей бросить все и приехать ко мне в Европу…
— А ваша семья? — Фрейд от удивления чуть не выронил сигару.
— Мы найдем способ все уладить… Но я должен быстро склонить Анну к решению. Ее муж завтра возвращается из путешествия.
— Вы сошли с ума!
— Почему?
— Вы делаете все что вам заблагорассудится, не думая о последствиях!
Фрейд был вне себя. Он сурово смотрел на Юнга, на лице которого появилось упрямое выражение ребенка, решившего ответить на выговор новой глупостью. Подумать только, совсем недавно он считал его своим «любимым сыном»!
— Закончим этот разговор в другой раз, — заключил Фрейд. И вышел первым, не ожидая ответа.
В мастерской Дэниела Бернэма кипела работа. Помощники подносили огромные рулоны бумаги, разворачивали их перед архитекторами, самозабвенно создававшими чертежи при помощи линейки и циркуля. Висевшие на стенах планы, фотографии недавно законченных зданий, чертежи круглых башен и домов, упрятанных под мосты, свидетельствовали о неистовом желании строить, производившем сенсацию на Манхэттене.
Бернэм, человек с густой рыжей шевелюрой и обвислыми усами, принял двоих полицейских в кабинете, свет в который падал сквозь стеклянный потолок. Одна из стен также оказалась стеклянной, что позволяло Бернэму наблюдать за работой своей команды.
— Только я смогу уделить вам не очень много времени, — предупредил Бернэм полицейских. — Через час я уезжаю в Чикаго.
— Только от вас зависит, насколько долгой будет наша беседа, — сказал Кан.
Бернэм пригладил усы:
— Августа Корда будет трудно заменить, и это все, что я могу сказать о его смерти. В наше время не много найдется таких же смельчаков.
— Избавьте нас от штампов.
Кану показалось, что он шокировал архитектора, но инспектору было на это наплевать. Чтобы одержать верх, нужно было сразу нанести несколько ударов.
— Вы проектировали дом Августа Корда на Коламбус-авеню?
— Пять лет назад.
— В этом доме есть тайные помещения, не указанные в кадастровом плане. Вы, как и любой другой гражданин, по закону обязаны предоставить полиции всю информацию, которая может помочь в расследовании убийства.
— Это была идея Корда, — сообщил Бернэм. — Он попросил сделать тайный ход из его комнаты в подвал.
— Почему вы не сообщили об этом полиции, ведь в этом заключался ваш гражданский долг?
— Пресса сообщила, что убийца арестован, и никто мне не задал ни одного вопроса. Я не понимаю, зачем обнародовать информацию, которая может с невыгодной стороны осветить мою деятельность.
— И заставить людей искать подобные же ходы в остальных сооружениях, построенных по вашим проектам?
— Мне нечего сказать об этом, — сухо сказал Бернэм.
— Как вы познакомились с Корда? — спросил Кан.
— С ним мечтали работать все архитекторы страны. Когда мы с Августом впервые встретились, он сказал: «Не довольствуйтесь скромными планами. Не это разгоняет кровь в жилах мужчины». Его совет показался мне великолепным.
— Вы, так же как и он, являетесь членом Клуба архитекторов?
В спокойном и надменном лице Бернэма что-то дрогнуло.
— У вас неверная информация. Никогда не слышал о таком Клубе. Я очень мало общаюсь с другими архитекторами.
Некоторые полицейские хвастаются, что могут распознать ложь по незначительным деталям: нервный тик, трясущиеся руки. Кан был не так наивен: хорошие лгуны часто прекрасно владеют собой, и тело их не выдает.
— Если вы скроете правду, — твердо произнес инспектор, — я вас отдам под суд за то, что вы вовремя не сообщили о наличии тайного хода, которым воспользовался убийца.
— Но я не мог предположить, что им воспользуется убийца! — с досадой сказал Бернэм. Он рассердился, и Кан увидел долгожданную лазейку.
— Вы ведь были главным архитектором Всемирной выставки в Чикаго? — спросил он.
— Да, это так.
— Насколько мне известно, на следующий год, как я знаю, вы были свидетелем во время процесса над Генри Говардом Холмсом, доктором, который сдавал комнаты посетителям выставки, а затем убивал их, пока они спали.
— Я действительно делал архитектурную экспертизу дома, который принадлежал этому сумасшедшему.
— То есть вы знаете, что Холмса прозвали «нашим Джеком Потрошителем», а упомянутый дом окрестили «Замком ужасов». Можете вы напомнить, из-за чего появилось такое название?
Бернэм смущенно опустил голову:
— В доме было множество тайных ходов, позволявших Холмсу травить гостей газом, выходящим из труб, спрятанных в их комнатах, а затем сжигать в печи, построенной в подвале…
— Этот убийца — способный архитектор, — сказал Кан, прерывая Бернэма. — Он предусмотрел раздвижные двери, потолки с люками и лестницами, спрятанные в фальшивом полу скользкие пандусы, по которым трупы соскальзывали в подвал! Истинный предшественник вашего гения. Дело Холмса подсказало вам идею устраивать подобные ходы в ваших сооружениях?